Этот сайт открыт в 2006 году. Сначала он был виртуальным общественным проектом, а с 2009 года обрел статус официального. Его участников, живущих в разных городах и даже в разных странах, объединила любовь и глубоко личностное отношение к творчеству Андрея Александровича Миронова — светлого человека, гениального русского актера, которого уже более двадцати пяти лет нет с нами, и кто, тем не менее, не потерял ни известности, ни популярности. Напротив: с каждым годом осознание уникальности его личности и таланта растет.
Весь материал собран участниками проекта: оцифрованы ТВ передачи, записи с пластинок и CD, кадры из фильмов; отсканированы фотографии из журналов, газет и книг (более 500); собран наиболее детальный и полный список фильмов и фильмов-спектаклей (61), театральных спектаклей (30), телевизионных передач и видео-материалов с участием Андрея Миронова, а также песен в его исполнении (более 120).
Мы хотим дать возможность посетителям сайта общаться между собой, обмениваться материалами (тексты, аудио, видео), обсуждать творчество Андрея Миронова, ибо пока артиста помнят — он жив.
Все материалы сайта имеют законных владельцев и предназначены для некоммерческого использования. Ссылка на сайт при их использовании обязательна!
Пресса об Андрее Миронове Об Андрее Миронове., 1980
Текст из журнала «Андрей Миронов», 1980г.
Есть актеры –«люди с тысячью лиц», мы их любим за виртуозное мастерство перевоплощения.
Есть актеры, у которых лицо одно, и мы сразу узнаем его, стоит актеру появиться на самом общем плане, в самой массовой массовке.
Первые – немножко маги. Они умеют растворяться в том образе, который создают. Умеют вживаться в чужую жизнь. Вторые, выходя к зрителю, продолжают жить своею. Образ только намечают, а сами всё время здесь же, рядом, со своим отношением к происходящему, со своим безмолвным, но ясно читаемым комментарием.
Этот комментарий здесь самое важное.
Конечно, при условии, что собственная индивидуальность такого актера достаточно ярка и содержательна. Что он для нас интересный, умный собеседник.
В чистом виде подобное мы хорошо знаем по эстраде. И наверное, Андрей Миронов совсем не случайно принадлежит к такому типу актеров. Потому что его родители – замечательные эстрадные артисты – сатирики Мария Владимировна Миронова и Александр Семенович Менакер. Артисты, в которых так сильно и так привлекательно личностное начало.
В искусстве Андрея Миронова многое – по наследству – от эстрады. Броскость, сочность игры. По-эстрадному стремительный ритм. Через этот каскад пулеметных скороговорок, неожиданных пауз, парадоксальных подчас смысловых акцентов мы ощущаем живое биение словно на наших глазах рождающейся и формирующейся мысли. Любовь к пародии. Играть просто так, без мимолетного импровизационного озорства он не может.
Миронов утверждает, что он не певец. И действительно не певец, потому что и не стремиться найти здесь собственную манеру – увлеченно пародирует, меняется беспрерывно, с каждой музыкальной мелодией. Перед нами то рыцарь, то повеса, то пройдоха; в мультфильме «Голубой щенок» он поет Черного Кота, ловкача и философа; в телемюзикле «Двенадцать стульев» - Остапа Бендера… Петь «впрямую», не возбуждая ежесекундных мимолетных ассоциаций, Миронов тоже не может, - наверное, поэтому в его музыкальном репертуаре чаще встретишь ритмы прошлого, «ретро»-песенки, стилизованные под старину, все эти знойные танго, уанстепы, «троты»…
В записи на грампластинку вместе с актрисой Ларисой Голубкиной он поет знаменитую песенку из старого спектакля своих родителей: «Не стесняйтесь, не смущайтесь, улыбайтесь…» - словно подхватывает эстафету из великолепного искусства, и голос его тогда не отличим от голоса Александра Менакера. Напомнить на миг нечто щемяще знакомое, близкое, личное – «улететь мечтою вдаль» - и тут же снова стать самим собой – здесь дар лирический, здесь моменты доверительности, когда нам открыта душа артиста…
Умение держать какой-то особенно интимный контакт со зрительным залом – тоже от эстрады. В театре Миронов то и дело прямо обращается к зрителю, напрочь игнорируя пресловутую «четвертую стену».
Наконец, необходимейшее эстраде качество – повышенная доза отмеренного природой обаяния, того счастливого актерского обаяния, которое даже в самом переменчивом рисунке игры остается «постоянной величиной», принадлежностью уже не образа и не героя, а самого актера. Он может играть любого негодяя ( он и играет подобное, скажем в фильме «Берегись автомобиля»), но даже самые наивные и простодушные из зрителей никак не смогут отождествить актера с его героем: мы постоянно ощущаем рядом с образом, где-то над ним , темперамент, личность, позицию художника.
Споря о современном актере, критики по-разному определяют это понятие. Но, переходя к конкретным примерам, именно Миронова неизменно вспоминают в числе первых. Потому что мало кто столь убедительно пришелся в сегодняшнем искусстве ко двору и ко времени.
…В потоке лет сменяли друг друга, рождались и умирали жанры. Уходили в прошлое чарльстоны и танго, трюковые «комические» ленты, умилительные «музыкальные истории» 30-х годов. Актеры постепенно отвыкали «играть» на экране и приучались «жить» на нем.
Сейчас все это многообразное и пестрое, вновь стало необходимым современному искусству. В кино вернулись формы героические, романтические, поэтические, эксцентрические, гротескные. Драматический театр стал театром поющим и танцующим, театром пантомимы и масок; искусства серьезные и развлекательные объединились в новых «синтетических» жанрах, еще не всегда имеющих название.
Актер в этих условиях должен уметь все. Должен владеть не только «бытовой» речью, но и техникой лицедейства, пластикой, мимикой. Должен быть спортивным, хорошо тренированным.
Входя в образ, актеру нужно теперь уметь, так сказать, нырять на любую глубину, свободно переходя из слоя в слой, фокусируя наш взгляд то на одном, то на другом качестве героя, а то на собственном к нему «комментарии»: он гид в этом пространстве, где путеводителем – его мысль художника и гражданина.
Всем этим требованиям Андрей Миронов ответил, едва явившись, с максимальной полнотой. Может быть, поэтому его так сразу, так радостно и единодушно признали…
…Он окончил вахтанговскую школу – Училище имени Щукина. «Турандотовская» закваска передается здесь из поколения в поколение. Праздничность игры у Миронова, таким образом, в крови и в генах – сработала двойная наследственность. Он работает красиво на сцене, на экране – так мы любуемся работой мастера в любой области, потому что приятно видеть, как человек увлеченно, радостно, талантливо творит на наших глазах свое дело. Его увлеченность легко передается в зрительный зал, она заразительна и, как всякая увлеченность, обаятельна.
Но все это – легкость, актерская техника, обаяние – для художника не цель, а средство.
«В училище я играл характерные роли, - вспоминал позже Миронов,- и моё внимание было направлено в основном на внешнюю форму. Сейчас меня интересует другое: моя позиция, психологическая оправданность её в поведении данного персонажа…»
В самом начале своего актерского пути Миронов действительно отдавал дань внешней характерности, клеил себе глуповато вздернутый нос и такой же глупый кок, играя Присыпкина в «Клопе». Вскоре от грима почти отказался – грим мешал ему, так как отделял актера от зрителей, воздвигал вновь «четвертую стену», сводил все к однозначному «перевоплощению». Миронов же предпочитает вести на сцене или экране сложное «двойное существование» - в двух лицах одновременно.
Его искусство последовательно выражает идею театра, где зритель ни на минуту не должен забывать о том, что он в театре. Театра, который не ставит задачей перенести нас в чужую жизнь, - ему важнее вовлечь в мир авторских размышлений, оставляя нас в нашем сегодня.
Его искусство выражает идею искусства публицистического. Это, впрочем, не означает, что от характерности Миронов отказался вовсе. Достаточно проследить за тем, как ищет он для каждой роли… ну, хотя бы походку.
Хлестаков у него ходит на чуть вывернутых внутрь ступнях – неловко, неудобно, неустойчиво, на полусогнутых.
Фигаро лавирует между персонажами спектакля сложным маршрутом шахматного коня – непринужденно, но и расчетливо. Как барс, то растягивает шаг, то одним прыжком оказывается у цели.
Походка Чацкого проста и легка, он у Миронова порывист, стремителен, юн, романтичен, и в нем нет ничего от привычного театрального резонера, что выходит на авансцену произносить монологи.
Граф в «Бриллиантовой руке» порхает. Не походка, а балетные па, хореографические миниатюры.
Танцует беспрерывно Бендер в «Двенадцати стульях», но совсем иначе: вальяжно, томно, словно в волнах теплой грезы, и дьявольским огнем светятся его глаза игрока.
Характерность не исчезла из арсенала актера. Просто появился точный и требовательный отбор средств и красок. Каждый мускул роли должен работать, каждый посланный со сцены импульс – вызывать ответную реакцию.
Так Миронов играет сегодня.
Путь, им пройденный, становится виден очень наглядно, когда посмотришь заново его первый фильм «А если это любовь?». В этой роли почти ничто не предвещало знакомого нам Миронова. Угловатый подросток, нескладный, большеногий, с плохо координированными (как всегда в этом возрасте) движениями, лишенный и намека на ту элегантную непринужденность, которую позже мы прочно свяжем с обликом актера и его исполнительской манерой.
Миронов играл хорошо и достоверно. В почти документальную, подчеркнуто «бытовую» стилистику картины укладывался идеально – не изображал подростка, а был им. И действительно, был им – ведь и сам недавно со школьной скамьи.
Актерский темперамент Миронова требовал иного выхода. Он жаждал простора для воображения, жаждал импровизации, когда зрителей электризует и увлекает сам процесс творчества, а не только его результат.
Вот Театр Сатиры был в этом смысле его стихией – театр, по своей природе публицистический. Миронов сразу вошел в репертуар, сразу сделался необходимым. Сильвестр в «Проделках Скапена» Мольера, Холден Колфилд в инсценировке повести Селинджера «Над пропастью во ржи», Жадов в «Доходном месте», Велосипедкин в «Бане». Позже – Хлестаков, Дон Жуан, Фигаро, Чацкий…
В кино поиски «своей территории» шли дольше и мучительнее. Был юный ветеринар Роман Любешкин в кинокомедии «Три плюс два». Были роли в фантастической картине «Таинственная стена», в комедии-сказке «Тень». Умно, тактично сыграл Миронов роль Фридриха Энгельса в фильме «Год, как жизнь».
Во всех этих фильмах перед нами был хороший профессиональный актер.
Но от Миронова мы привыкли ждать гораздо большего.
Дима Семицветов из комедии драматурга Э.Брагинского и режиссера Э.Рязанова «Берегись автомобиля» был, пожалуй, первой киноролью, в которой актер мог хотя бы частично реализовать свою потребность в искусстве публицистическом.
Драматургический материал роли не предлагал психологических сложностей. Это был персонаж почти эпизодический – один из тех вполне современных образованных молодых людей, которые из всех земных страстей предпочли неистовую, неутоляемую страсть приобретать. Но тем и примечательна здесь работа Миронова, что образ получился неоднозначным не в силу, так сказать, своих внутренних ресурсов. Актер в этой роли точно обозначил дистанцию между персонажем и самим собою, он не стал «перевоплощаться», растворяться в образе, - он словно держит своего Диму за шкурку, как котенка, и чуть брезгливо рассматривает его.
«Играя негодяя, ищи, где он честен…» Миронов играет честного жулика. Он готов посочувствовать Диме: нелегка участь Семицветова в этом не приспособленном для бизнеса мире, где действуют ОБХСС, милиция и общественность. А ведь Дима просто нашел свое призвание, отдается ему вдохновенно и самоотреченно. Никто не может достать «Грюндик» новейшей марки. Он – может. Он удовлетворяет потребность клиентов в дефиците. У него честный и непорочный взгляд.
Все это вместе взятое очень смешно. Смешны несоответствия. Честный взор жулика. Постоянный вид оскорбленного достоинства, страдальческое чело борца за идею – и капкан на Деточкина, врага лютого, ибо он покусился на самое святое, что есть в душе у Димы, - на его чувство собственника.
Роль была сыграна изящно, артистично и предельно глубоко. В рамках предложенного ему материала актер сотворил образ исчерпывающе ясный: мы можем теперь дофантазировать всю биографию Семицветова, начиная от благополучно лучезарного детства и кончая печальным финишем.
Первый успех в кино нередко оказывается роковым для актера. Вот и Миронов отныне был обречен играть на экране жуликов, авантюристов, проходимцев, пройдох. Эту цепь ему еще предстоит разорвать.
В театре он репетировал Фигаро из блистательной комедии Бомарше. Он выходил на авансцену, устремив в зал взгляд грустный и усталый. Его герой хотел побыть , хоть на мгновение, с самим собой – чтобы отдохнуть от кипения страстей и интриг, от вельможного самодовольства и глупости. От необходимости плясать, как черт на сковороде, чтобы сохранить свою честь и достоинство. Этот момент «публичного одиночества» становился камертоном веселого, бравурного спектакля, где диалог – как фехтовальный поединок, а сценическое движение – как драка, изображенная в балете. И потом, ближе к финалу, в неожиданно огромном и горьком, как исповедь, монологе, мироновский Фигаро снова сбросит маску, станет самим собою, комедия отзовется драмой человека умного и талантливого, вынужденного носить личину.
Еще играл Миронов в эти годы Дон Жуана в пьесе Макса Фриша – «человека-машину с совершенной схемой вместо души, конструкцией вместо сердца, человека, который геометрией поверяет жизнь и любовь».
Играл Всеволода Вишневского в героической пьесе «У времени в плену» - «человека одержимого одной верой, одной страстью, поразительно жизнеутверждающего… он мыслит категориями нации и государства».
Привожу здесь характеристики мироновских героев, данные самим актером, потому что уровень категорий, которыми мыслит художник, точно так же многое определяет в его жизни и творчестве.
Все это было очень серьезно.
В кино в эти же годы Миронову предстояло сыграть еще одного «обаятельного жулика» - на этот раз в комедии Л.Гайдая «Бриллиантовая рука». Комедии эксцентрической, построенной на гротеске, на трюках. Миронов, кажется, был рожден для всего этого. И он явился здесь в роли Графа, неудачливого авантюриста, которому – по глупости ли, по романтической ли восторженности – хронически не везет в его охоте за бриллиантами.
Кажется, что перед нами импровизация – так увлеченно, так свободно и раскованно ведет свою роль Миронов. Он существует на экране в неуловимых, почти танцевальных ритмах, словно где-то в пограничной зоне между хореографией, пантомимой и эстрадой. Пламя кладоискательства пылает в душе Графа, оно слепит глаза. Что бы ни происходило с ним,
Он верит в свою счастливую звезду – и когда принимает очередные удары судьбы, и когда свершается чудо: отрок шествует по воде, яко по суху, и указывает попавшему в беду Графу Геше путь спасения. Герой Миронова то и дело впадает в мистический экстаз. Вот и теперь он, приняв позу святого Йоргена из знаменитого немого фильма, молитвенно простирая руки, идет по песчаной отмели среди безбрежных морских просторов.
Мы смеемся, но, смеясь, постигаем, в чем «горе и злосчастие» Графовой судьбы. Он весь в придуманном мире ложных идеалов и мифических надежд. У него «мозги набекрень» в полном смысле слова. И оттого жизнь пошла наперекос.
Отчего же так смешно?
Опять несоответствие: неистовая вера и, по выражению Остапа Бендера, «мечты идиота».
Титанические усилия – и результат, не нулевой даже, а, как правило, отрицательный.
Говоря о киногероях Миронова, мы часто вспоминаем персонажей Ильфа и Петрова. Дело не во внешнем, поверхностном сходстве. Скорее в родстве творческих методов, в неоднозначности мироощущения, не принимающего «чистого» юмора или «чистой» драмы и склонного более к трагикомедии, и постоянным переливам, сложным смесям и контрастам человеческих чувств и состояний.
Конечно, Миронов должен был сыграть Бендера. И сыграл его в телевизионном музыкальном фильме, поставленном М.Захаровым. Обстоятельства для этого, надо признать, были максимально неблагоприятными: еще свежа была рана, нанесенная роману утомительно комикующей экранизацией Л.Гайдая, зрители с повышенной подозрительностью относились теперь к посягательствам кино на любимую книжку. Телевизионной версии не хватило цельности замысла: начав широко, броско, эффектно и, в общем, обнадеживающе, постановщик словно «потерял дыхание» и к финалу, - последние серии оказались неловко и торопливо скомканными, вышли на уровень пересказа. Произошел какой-то труднообъяснимый срыв на полпути, тем более обидный, повторяю, что начало картины обещало встречу с героями Ильфа и Петрова по-настоящему радостную.
В фильме было главное – был Остап Бендер. Умный и ироничный, притягательно талантливый и …трагически сознающий собственную опустошенность в этом новом, непонятном и чуждом ему мире.
Актеры обычно сетуют на кинематограф: относится к исполнителю потребительски, «типажно», предлагает похожие роли… И это правда, к сожалению. Но кинематограф дает и счастливую возможность прожить в одной жизни несколько – прожить не только в воображении, но и реально, физически пройти через испытания, уготованные герою фильма.
Актеры любят рассказывать об этом на встречах со зрителями. О том, как скакали, как падали с лихого коня, как бросались в огонь и студеную октябрьскую воду… Миронов об этом как раз не говорит, хотя ему было бы что рассказать. В нем живет азарт профессионала, мастера, который должен все делать сам, и делать лучше других. И просто азарт – человеческий, почти мальчишеский.
В эксцентрической комедии Э.Рязанова «Необыкновенные приключения итальянцев в России», в роли «благородного милиционера», который должен был вывести на чистую воду иностранных искателей сокровищ (везет же, в самом деле, Миронову на этих кладоискателей!), актер взбирался на крышу бешенно мчавшегося автомобиля, спускался по ковровой дорожке с шестого этажа гостиницы «Астория», общался с домашним, но вполне живым львом, повисал на руках над Невой, уцепившись за край разведенного моста – проделывая трюки, для которых обычно приглашают каскадеров. От каскадеров Миронов решительно отказался. И в данном случае не для того даже, чтобы сохранить глубину и единство образа, - глубина здесь и не программировалась. Просто он не из тех, кто может спокойно стоять в стороне и ждать, пока другие делают часть его работы. Полнота ощущений была бы уже не та. Не было бы азарта.
А без азарта нет Миронова. Он не хочет для себя никаких границ – жанровых, тематических, временных. Интересно попробовать все. Повторяться – не интересно. В театре интереснее, чем в кино – серьезнее, глубже достаются роли. В кино интереснее, чем в театре,- огромна аудитория, актер же играет для зрителя, для него думает, мучается, живет.
Телеэкран позволяет выйти сразу к миллионам – в один вечер все смотрят сразу, синхронно переживают, смеются… на телевидении Миронов работает много, снимается в классике (Рудин, Грушницкий), в психологических ролях (очень серьезная работа: герой повести В.Токаревой «Ехал Грека…»).
Целая серия водевилей и оперетт. Среди них «Лев Гурыч Синичкин», «Небесные ласточки», «Соломенная шляпка». Здесь тоже его стихия, и любимая: «Вот бы сыграть Бони в «Сильве» - какая музыка!» Это после Рудина, после Чацкого!
Я так думаю: Миронов редкостно счастливый человек. Каждую минуту на сцене, в фильме, на телеэкране – а это все же не забудем, и есть его судьба – он проживает сполна, ничего не оставляя про запас.
|
|