Этот сайт открыт в 2006 году. Сначала он был виртуальным общественным проектом, а с 2009 года обрел статус официального. Его участников, живущих в разных городах и даже в разных странах, объединила любовь и глубоко личностное отношение к творчеству Андрея Александровича Миронова — светлого человека, гениального русского актера, которого уже более двадцати пяти лет нет с нами, и кто, тем не менее, не потерял ни известности, ни популярности. Напротив: с каждым годом осознание уникальности его личности и таланта растет.
Весь материал собран участниками проекта: оцифрованы ТВ передачи, записи с пластинок и CD, кадры из фильмов; отсканированы фотографии из журналов, газет и книг (более 500); собран наиболее детальный и полный список фильмов и фильмов-спектаклей (61), театральных спектаклей (30), телевизионных передач и видео-материалов с участием Андрея Миронова, а также песен в его исполнении (более 120).
Мы хотим дать возможность посетителям сайта общаться между собой, обмениваться материалами (тексты, аудио, видео), обсуждать творчество Андрея Миронова, ибо пока артиста помнят — он жив.
Все материалы сайта имеют законных владельцев и предназначены для некоммерческого использования. Ссылка на сайт при их использовании обязательна!
Пресса об Андрее Миронове
Рецензия. «Мы, нижеподписавшиеся», 1979,
авторы: Лейкин Н. -
Не-е-е-е-е-ет! — раздается отчаянный, пронзительный, буквально из сердца рвущийся крик главного героя в финале спектакля «Мы, нижеподписавшиеся» на сцене одного столичного театра.
— Нет! — спокойно, твердо, уверенно ставит финальную точку этот главный герой в одноименном спектакле другого московского театра.
Таким разным, таким значительным и таким многозначным «нет» завершается вагонная эпопея главного диспетчера строительно-монтажного управления «Сельхозтехника» Лени Шиндина. Почему вагонная? Да потому, что к финальному душераздирающему крику в одном случае и к решительному, весомому отрицанию в другом Леню подготовит и подведет сравнительно кратковременная поездка в вагоне скорого поезда от райцентра Куманево, где находится его СМУ, до областного центра Елино, куда возвращается в том же вагоне комиссия облисполкома, приезжавшая принимать и не принявшая хлебозавод, насчитав в этом сдаваемом СМУ объекте семьдесят три недоделки. Не будем брать в кавычки и слово эпопея, означающее в переносном смысле ряд крупных, значительных событий, образующих собою одно целое. Для Шиндина события, происходящие в вагоне, поистине чрезвычайно значительны и крупны. Ведь от их исхода зависит судьба (снимут или не снимут) начальнике СМУ Егорова. А для Лени он не просто его непосредственный руководитель, но — кумир, идеал, человек, в чистоту и порядочность, талант и перспективы которого Леня безгранично верит и готов за него идти в огонь и в воду.
Вот Шиндин — вместе со своим сослуживцем Малисовым и со своей женой Аллой, работающей в отделе последнего,— и оказывается в вагоне, где едут члены комиссии, для того, чтобы любой ценой, любыми путями заставить их подписать акт приемки хлебозавода и тем самым уберечь толкового, честного, принципиального строителя Егорова от несправедливой расправы, которую готовит ему директор треста, беспринципный деляга и очковтиратель, некий Грижилюк. Именно в этом сверхзадача Лени Шиндина, главного героя комедии Александра Гельмана «Мы, нижеподписавшиеся». Именно поэтому ее постановщик в Московском Художественном театре Олег Ефремов утверждает, что поскольку «суть Лени Шиндина стремление к справедливости, готовность бороться за нее любой ценой, ничего не желая взамен лично себе», то в нем-то и «заключена наивысшая нравственность». Именно поэтому поставивший новую пьесу Гельмана в Театре сатиры Валентин Плучек считает, что Леня Шиндин «положительный герой» и что «через него... четко прорисовывается гражданская позиция и автора и театра, состоящая в актив¬ном неприятии того, с чем борется герой». Именно поэтому Леня Шиндин и в мхатовском спектакле в исполнении Александра Калягина и в спектакле Театра сатиры в исполнении Андрея Миронова, безусловно, вызывает симпатии и сочувствие зрителей как борец против зла, за правое дело. Андрей Миронов признается даже, что для него Леня Шиндин «в какой-то степени Дон-Кихот, человек очень нужный в нашей жизни». Все это — так. И все это, разумеется, заложено в пьесе А. Гельмана, плодо- творно продолжающего разработку общественно важных нравственно-производственных конфликтов. И пусть в комедии «Мы, нижеподписавшиеся», по сравнению с «Заседанием парткома» и «Обратной связью», эти конфликты носят куда более частный, локальный характер, пусть их развитие и разрешение в соответствии с жанром пьесы находится прямо таки в экстравагантной комедийной плоскости,— все это отнюдь не снимает и не снижает серьезности и типизации поднятых пьесой проблем.
Это особенно ясно в свете требования постановления ЦК КПСС «О дальнейшем улучшении идеологической, политико-воспитательной работы» — открыто ставить на обсуждение актуальные вопросы нашей общественной жизни, не обходить острые проблемы, не замаливать недостатки и трудности, существующие жизни. В самом деле, разве не становилась неоднократно предметом газетных фельетонов застарелая, негодная, безнравственная практика сдачи тех или иных строительных объектов с недоделками и, мягко говоря, неприглядных попыток во что бы то ни стало заполучить подписи членов комиссий на приемочных актах.
Однако драматург далек от того, чтобы сделать содержанием своей пьесы один из подобных фельетонов. Он поворачивает тему иной — неожиданной и, пожалуй, еще более заостренной — гранью: герой стремится незаконно «выбить» подписи под актом приемки хлебозавода во имя высшей, благородной цели. Хлебозавод для него — частность, тем паче, что продукцию он уже дает, а недоделки можно устранить. Главное для Лени Шиндина — судьба достойного человека, отвечающего современным, в том числе и нравственным, требованиям производства. И хотя в данном случае попытки Шиндина, при всей их изощренности и напористости, успехом не увенчиваются, сама борьба его — и в пьесе, и в спектаклях обоих театров — предстает как активность жизненной позиции положительного героя. И судить об этом можно и нужно, конечно же, не только по приведенным выше высказыва¬ниям режиссеров, но прежде всего по тем фразам, что создают Александр Калягин и Андрей Миронов, в полной мере опираясь на художественную щедрость и мастерство драматурга в обрисовке, бесспорно, интересного и незаурядного характера Лени Шиндина.
И у Калягина, и у Миронова он поистине рыцарь без страха и упрека. Мощно, неистово, с самозабвенной одержимостью рвется их Леня к намеченной цели. Он готов преодолеть любые преграды, не задумываясь о способах и методах этого преодоления. Ради подписания злополучного акта приемки — сиречь ради спасения Егорова — он готов без оглядки поступиться собственным человеческим достоинством, бросить на карту достоинство и честь своей жены. Все годится, все средства хороши! Нет предела его изобретательности и изворотливости. Не удалось одно — хватается за другое: лесть, обман, пьянка, грубость, страстная, искренняя исповедь, даже физическая борьба... Натиск, напор, штурм — вперед, вперед!.. И вот уже забрезжила удача. Казалось бы, вот она, совсем уже близка... Ан нет! Сорвалось...
Но они и разные, эти Лени Шиндины, на мхатовской сцене и в Театре сатиры. Температура кипения у калягинского Лени на несколько градусов выше. Его неистовство, его лихорадочные усилия предельно драматизированы, они на грани надрыва, нервного потрясения. Образ окрашен в тона пессимистические, ущербные. Если хотите, в нем есть трагедийный отблеск. Правда, сам актер говорит о «трагикомическом содержании» своей роли. Может быть, он и прав. Но, во всяком случае, вторая часть этого определения больше проецируется на внешнюю сторону поведения калягинского Лени, нутро же его ближе к первой части.
Мироновский Леня светлее, оптимистичнее по своему мировосприятию и мироощущению. Поэтому он более спокоен, рассудителен, осмотрителен. Поэтому он не чужд и самоиронии, и способности трезво взвешивать обстоятельства, судить о людях. И хотя в своем отношении к невидимому Егорову он так же бескомпромиссно возвышен и предан, и так же яростно не приемлет невидимого Грижилюка и все, что за ним стоит,— несмотря на все это, Леня Миронова больше, из комедии, нежели из трагикомедии. О трагизме же тут и вовсе нет речи.
Из такой разницы и проистекает то различие в Ленином финальном «Нет!», с которого мы начали статью. Понятно, что это различие не только и даже не столько актерской игры, блистательной и в том и в другом случае. Наверное, в основе его лежит разность подхода двух театров к пьесе А. Гельмана, разность ее сценического прочтения. Однако к этому мы еще вернемся. А сейчас давайте все-таки разберемся, что же это за человек, Леня Шиндин. Можно ли считать его столь безоговорочно современным положительным героем и таким уж рыцарем без страха и упрека?
Скажем сразу: мы, конечно же, не против диалектической сложности, человеческой многозначности и многомерности этого характера. Мы лишь за большую определенность и четкость в трактовке и оценке как побуждений, так и действий Лени Шиндина.
В этом смысле целесообразно попристальней взглянуть на активность его жизненной позиции. Разве дело только в том, против кого и против чего, за кого и за что он борется? Не менее важно, на наш взгляд, и то, как он борется. Что значит — подписать акт приемки объекта с заведомыми недоделками любой ценой? Это ведь тоже обман, тоже беспринципность. Вот и получается, что активность жизненной позиции Лени Шиндина двойственна: с одной стороны, он выступает за правду, справедливость, отстаивает хорошего, полезного обществу человека, с другой же стороны, он делает это порочными, безнравственными методами. Причем поступать таким образом для Лени не впервой. Он к подобным обманам, к подобным формулам «любой ценой» привычен. «Мы сдавали объекты поважнее в гораздо худшем состоянии!»— говорит он Малисову. И «технология» на этот счет у Лени разработан¬ная и проверенная: «Надо было пригласить в ресторан, оставить переночевать, организовать для них охоту или рыбалку. Прогулку на реке!» Словом: «Надо было меня найти — они б не отказались!»
Да и идеальный, по словам Лени, Егоров не такой уж агнец в этом плане, он знает способности и возможности своего оруженосца в подобных щекотливых ситуациях: «Поэтому Егоров тебя и послал!» — заявляет Шиндину Малисов. А затем, вынимая из портфеля «боевое снаряжение для предстоящей операции» — бутылки коньяка, шампанское, конфеты,— поясняет: «Все в точности, как велел Егоров». Если же ко всему этому еще добавить, что Егоров, как выясняется позже из объяснений Лени с женой, сухой, черствый человек, что он за делом не видит людей, не заботится о них, даже о таких преданных ему, как Леня, то и наш борец за справедливость, и его кумир несколько померкнут.
Это, разумеется, не снижает и не снимает несколько абстрагированный конфликт между Егоровым и Грижилюком, тему осуждения последнего. Однако идеализировать Егорова не стоит, а уж Леню Шиндина — и подавно.
Нравственная незрелость последнего обнаруживается и в том, с какой легкостью парирует он в споре аргумент председателя комиссии Девятова, старающегося внушить Лене, что «неправдой правде не поможешь...» — «Все это — теория! — нетерпеливо и небрежно отмахивается Шиндин.— Цель оправдывает средства, цель не оправдывает средства... Вы уперлись своей принципиальностью в этот хлебозавод, а человека не видите!» Не так уж безобидно Ленино заблуждение. Во-первых, это не только теория — оправдание любых средств для достижения пусть даже наиблагороднейшей цели. Отнюдь! Это и практика, которая может привести к далеко идущим последствиям. А во-вторых, принципиальность — неделима. Отступи хоть на шаг от этой аксиомы — и тут же увязнешь в беспринципности. Это ведь как цепная реакция. Стоило неподкупному, кристальному, непоколебимому Девятову, узнав истинную подоплеку всего происходящего, в том числе и то, что им самим, его твердостью манипулирует как хочет покровительствующий Грижилюку зампредоблисполкома, поддаться по-человечески понятной слабости и отступиться от своих принципов, как он тут же попал в плен к Лене и по существу встал с ним на одну доску.
Формирование активной жизненной позиции— одна из важнейших задач нравственного воспитания. Утверждать же наивысшую нравственность можно лишь нравственными способами, в повседневном единстве слова и дела.
Иными словами – бороться за правое дело нужно бескомпромиссно чистыми руками. Диалектика жизни, сложность человеческих характеров и нравственная неразборчивость в методах борьбы за правду и справедливость — совсем не одно и то же. Надо полагать, Александр Гельман и об этом хотел сказать своей пьесой.
Жаль, что это не прозвучало достаточно отчетливо. Особенно в Художественном театре. Возможно потому, что постановщики О. Ефремов и Е. Радомысленский, переводя публицистический потенциал комедии А. Гельмана в столкновение и противостояние по-мхатовски психологически углубленных характеров, излишне сгустили краски. Отсюда — подчеркнутый драматизм образа Шиндина у А. Калягина, достигающий наиболее высоких нот, в прямом и переносном смысле, в финале. За душераздирающим, рыдающим «Не-е-е-е-е-ет!» калягинского Лени, с которым он исчезает где-то в темной глубине сцены, слышится и безысходность, и бессилие поражения. Для него в этот момент словно бы «распалась связь времен», потому что для него поражение равнозначно торжеству Грижилюка над Егоровым. И тут невольно образ поверженного, страдающего борца-правдоискателя заслоняет собой то, как боролся Леня Шиндин.
В Театре сатиры В. Плучек и А. Миронов, наверное, ближе к замыслу драматурга. Они куда более оптимистичны, жизнеутверждающи, ибо уверены, что поражение Лени – это хороший урок ему на будущее….
Урок, из которого он сделает, не может не сделать вывод о том, в чем его главная ошибка. Отсюда — его на глазах крепнущая твердость, спокойная сосредоточенность в финале, когда он все увереннее и увереннее в себе, в своих силах, в самом ходе жизни произносит свое «Нет!». За этим «Нет!» слышится «Да!», в котором явственно ощутима убежденность мироновского Лени, что он найдет истинно верный путь борьбы за то, что ему так дорого.
Разные подходы двух театров к комедии «Мы, нижеподписавшиеся» сказываются и на трактовке образа Девятова. Поначалу и Е. Евстигнеев во МХАТе, и Г. Менглет в Театре сатиры,— разумеется, каждый в своей неповторимо экспрессивной, крупно-личностной актерской индивидуальности — выявляют его моральную несгибаемость, его неподвластную никаким конъюнктурам честность и принципиальность, которыми этот человек дорожит больше всего на свете. В финале же их Девятое выглядит неоднородно. У Евстигнеева он раздавлен, убит от сознания, что сам стал орудием обмана и беспринципных махинаций в нечистых руках.
Сконцентрировав внимание на главных героях спектаклей, на различиях подхода к пьесе в двух театрах, мы оставили за рамками разговора других участников конфликтов и событий, развертывающихся в железнодорожном вагоне, который по-разному изобретательно, но с равной мерой выразительных и остроумных сценографических решений воздвигнут во МХАТе художником В. Левенталем, в Театре сатиры художником Н. Ткачуком. А между тем взаимодействие всех участников вагонной эпопеи и с Леней Шиндиным, и друг с другом тоже немаловажно в донесении и решении сверхзадачи пьесы. Все они, в той или иной степени, тоже являют собой интересные в нравственном плане человеческие типы. Вернее — в плане своей нравственной несостоятельности, которая так или иначе сообщает дополнительную окраску, помогает раскрытию образа главного героя.
В их поступках, в их характерах — еще одна, а, пожалуй, даже и несколько граней поднимаемой драматургом нравственно-производственной проблемы. И в том и в другом театре эти грани получают полнокровное, сочное актерское освещение у Е. Васильевой, Е Ханаевой, В. Давыдова, Л. Губанова (МХАТ) и Н. Корниенко, Н. Феклисовой, В. Венгера, М. Державина (Театр сатиры). Каждый из созданных ими образов, по-человечески колоритных и социально определенных, наряду с фигурами Лени Шиндина и Девятова, активно способствует граждански заинтересованному, художествен¬но яркому (несмотря на различие подходов) театральному воплощению рассказанной дра¬матургом истории. Актуальная общественная значимость ее, казалось бы, частного, локаль¬ного содержания дает зрителю богатую пищу для размышлений, сопоставлений, выводов.
...Ну, а кто же он все-таки, этот Леня Шин¬дин? Герой? Конечно, герой. Главный герой пьесы и спектакля «Мы, нижеподписавшиеся». Пока — не более того. Будем надеяться и ве¬рить, что полученный урок поможет ему и таким, как он, подняться до уровня положи¬тельного героя без всяких оговорок. То есть до героя жизни, подлинного героя нашего вре¬мени, у которого нравственное обеспечение активной жизненной позиции безупречно.
Н . Л Е Й К И Н
|
|
